Всего за три месяца с начала войны враг подошёл вплотную к нашей столице. Вокруг Москвы срочно создавался оборонительный пояс глубоких траншей. Из рельсов сваривались «ежи» и устанавливались в местах возможных прорывов вражеских танков и пехоты. И стар, и мал трудились с лопатами в руках для обороны.
Мы, лётчики и техники, все как один записались добровольцами на фронт. Но по указанию Министерства обороны нас оставили работать на своих местах, чтобы вести испытания авиационной техники, устраняя неполадки на самолётах, обеспечивающих фронт.
Я работал тогда бортмехаником. В одну из воздушных тревог внезапно в тридцати метрах от моего самолёта разорвалась двухсоткилограммовая бомба, сброшенная фашистским «Юнкерсом». Когда я усаживался в кабине, чтобы запустить двигатель, «МиГ» сильно накренило взрывной волной, и он метров десять катился на одном колесе, пока я не нажал на тормоза. Пришлось вылезти из кабины и снова под колёса установить тормозные колодки. Запустить двигатель. Несколько минут, оглушённые взрывом, мы с товарищами не могли слышать друг друга. В момент запуска двигателя у меня сильно тряслись колени, и я никак не мог себя успокоить.
На крыло взошёл лётчик Матвей Карлович Байкалов. Мне было отчётливо видно, что и у лётчика так же дрожат колени, как и у меня. Я готов был задержать вылет, пока не кончится дрожь. Но Байкалов отправился в полёт.
После разрыва бомбы прошло около десяти минут, а колени продолжали дрожать. Что это значит: страх? трусость? Ничего подобного раньше я не ощущал. Оказалось, что это связано с нарушением каких-то двигательных центров.
Посадка и заруливание самолётов на стоянку подсвечивались мощными прожекторами. Вскоре немецкие лётчики это заметили и начали нас бомбить. Подсветку полосы погасили.
Мне казалось чудом произвести взлёт и совершить посадку в кромешной тьме. Мы, техники, обеспечивали встречу самолёта с большим риском наскочить на винт. Бывало, по звуку бежишь ему навстречу, а он тут, рядом, перед тобой, в двух-трёх метрах. Отскакиваешь от вращающегося винта, хватаешься за элерон крыла, даёшь знаки покачиванием или трясёшь элерон, чтобы лётчик на штурвале чувствовал своего друга – техника, который бежит за самолётом, едва касаясь ногами земли.
Так мы вносили свой посильный вклад в будущую Победу.
Василий Бирюков
